Часть четвертая. Война.
Владимир - Волынск.

Сразу же начались занятия по материальной части оружия, хозяйственные работы, дежурства то у пирамид с оружием, то другие какие-то. Вечером на поверке все пели - священная война.

Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой,
С фашистской силой темною, с проклятою ордой.
Пусть ярость благородная вскипает как волна,
Идет война народная, священная война.

Рассказывали нам те, кто воевал и не ушел в госпиталь, ходили еще с повязками кто на голове, руке, как они вели бои под Яссами и Кишиневом, именно оттуда дивизия была выведена на пополнение во Владимир - Волынск. Один раз возили нас на окраину города, где в длинных рвах были расстреляны люди. Видны были на поверхности даже черепа, волосы, лохмотья одежды. Много, очень много. Скоро мы уже знали, что предстоит марш к Висле, реке в Польшу. Нам всем выдавали полную экипировку, боезапас, противогаз, каска, лопата саперная, шинель. Носили обмотки. Ну и автомат ППШ с двумя полными дисками. И перед самым, на другой день маршем всех повели в баню помыться. Бани эти сделаны были в палатках, воду грели в бочках, на полу в палатках были настелены доски и угораздило меня наткнуться на гвоздь в доске пяткой. Сначала я и не чувствовал боли, но как это потом во время ходьбы отразилось, я до сих пор вспоминаю. Как мне было тяжело идти. Не помню сколько мы шли. Но долго, может недели две. Проходили польские деревни, польские кладбища, - продки. Всё уже было не наше, не знакомое. Кормили на привалах хорошо. Помню только, что как только маленький привал, так сразу в кювет придорожный, и сон сам на тебя накатывал. Оставляли на привалах то каску, то противогаз, то лопату. Старшина всё подбирал на повозку, а я шёл так тяжело. Пятки огнём горели, держался иногда одной рукой за повозку. И как, и когда это прошло - я уже теперь не вспомню. Наконец пришли. Лес, недалеко деревня польская. Сразу же приказано строить землянки. Строили их быстро. На взвод одна, еще командирам. Сразу же дежурство у землянок. И занятия: то разведка, то изучение автомата. Потом позднее пошли стрельбы. В это время мы все отдохнули, подготовились. Кормили хорошо.

Меня сначала определили связным в роте. А потом замполит батальона, старший лейтенант Кирпиченков Толя, взял меня к себе ординарцем или связным. Но я уже постоянно находился в штабной землянке. Двое нас было. У командира батальона был еще солдат Павлик. У старшего лейтенанта в деревне уже была девочка Зося. Когда проходили ночные занятия, он всегда забегал к ней. Однажды через наше стрельбище из леса прямо на нас выбежал лось и через речку на глазах у всех скрылся. А однажды поймали немецкого парашютиста. Но вскоре объявили боевой марш, и безо всякой подготовки маршем двинулись на шоссе, к месту боёв. Говорили, что идём на Сакдомир. Старший лейтенант велел еще раз сбегать к Зосе, чтобы она налила в фляжку самогону. Пока я ждал, мне тоже чашку дали выпить. Сначала вроде ничего, а потом захмелел. О!.. Как я догонял свой полк!

Полки нумеровались по последним цифрам - 5, 6, 7 и т.д. Наш - 1237. Я кое-как всё-таки нашёл его. Перегонял все полки. Шли быстро и всё больше ночами. Тоже долго шли. Но теперь я уже был не так нагружен всеми "доспехами", да и был при начальстве. Куда сбегать, что отнести, передать - нужно было быть налегке. Но вот, где-то в первых числах декабря или января, вышли к Сакдомиру. Утром началась артподготовка, и мы пошли по проходам, проложенным в минных полях, и по танковым следам. Но боя как такового я не видел. Ну а потом, также переходами, ГД по лесу, где по дороге, так и шли по Польше до границы с Германией до р.Одер, где форсированно переправились на другой берег где-то в начале января.

В деревню, что на берегу Одера, вошли ночью. Улица крутая, мощёная. Спускаются самоходки. Я видел, как одна из них резко дала задний ход и раздавила одного из солдат, стоящих у входа в дом. Кругом стрельба, осветительные ракеты. Замполит приказал быть с ним. Сначала находились в штабе, а потом пошли на пекарню, что у берега. Там уже было много раненых, в том числе помкомзвода. Его вытащили из полыньи, а потом стали переправляться на другой берег и в темноте искать своих, пока не рассвело и не стали видны группы солдат. Стали собираться вместе, узнавать, кто откуда, с какой роты и опять же задерживаясь вперёд. Из всех боевых действий только запомнил, как деревню Одру брали, как в разведку ходил, как штаб полка разбили, как нас бомбили в лесу, потом где-то колонну расстреливали мессершмиты. Все - перебежками, от одного до другого укрытия. Как я немца расстреливал. И много еще случаев - на Нейсе, под Пекдиком. А пока дальше.

Весной, уже в апреле, наш батальон занимал оборону под г. Пекцел. Взять его сразу не могли. Мы ночью перебрались на какое-то подворье. А утром или на другой день уже отступали 3 км до деревни. Долго мы в ней стояли. Однажды вызывает меня командир батальона Бабичев и говорит: "Собирайся, поедешь на 4-месячные курсы по подготовке младших командиров". Я собрался и ушёл в штаб дивизии, который находился не так далеко в другой деревне. Пока у меня взяли документы, я находился во дворе. Вдруг вижу нашего ездового Малахова - он зачем-то приехал сюда. Я говорю: "Возьми меня с собой - обратно в батальон". Очень мне не хотелось уезжать из батальона, где у меня уже были друзья, и расставаться с ними не хотелось. И уехал я с ним. Майор поругал немного, потом говорит: "Всё равно ты поедешь учиться на командира. Вот только будет набор в нормальное училище - и поедешь сразу же".

Так оно и вышло. Прошло еще немного времени. Батальон всё еще был в обороне, и опять вызывают в штаб к командиру. "Теперь, - говорит майор Бабичев, - поедешь в нормальное училище, и не вздумай удирать!" И начался мой долгий путь на Родину. Сначала мне оформили документы в штабе дивизии. Там нас собралось несколько человек. Помню одного, он был с большущим чемоданом, который, наверное, был очень тяжёлый потому, что всю дорогу, - а идти нам было нужно куда-то на сборный пункт, он нёс его, обливаясь потом. Мы всё шутили над ним. А сами шли налегке. Когда меня провожали в батальоне, давали кто часы, кто наказы хорошие. Всем было радостно, что я на Родину еду. А им еще воевать да воевать. Мне же наоборот не хотелось от них уезжать.

Шли долго. По дороге стреляли по лемму, из "фаустов", которых попадалось много по дороге. Потом мы прибыли, если память не изменяет, в город Заган. Там был сборный пункт и формировался эшелон. Это длилось несколько дней. Рядом находился концентрационный лагерь. Всё в нём было цело. Мы бродили по баракам, по территории, всё осматривали. Ещё сохранились в бараках самодельные печурки, лохмотья одеял, одежды, в буртах - картошка. Находили даже фотоплёнки, а на них - лица в не нашей форме, - говорили, что это французы или англичане. Не знаю. Но их было много. Потом кто-то разузнал, что неподалёку стояла воинская часть и можно с собой кое-что взять. Те, кто поопытней, говорили, что брать нужно с собой всё - и вещи, и мыло, и всё, что потом можно будет продать.

Знали, что у нас там всё разрушено, разграблено. Но я и другие тоже такие были наивные, - ничего нам не надо. Велосипедов кругом было много. Мы ездили туда. И действительно - в землянках было всё на месте, нетронутым, как будто ушли все ненадолго. Мы находили неотправленные посылки, другие хорошие вещи из одежды. Много брали. Даже гранаты находили. И вот наконец нас погрузили в вагоны, проверили всех, и поехали мы домой. Долго ли ехали - не знаю. Но вот в Польше уже кричали, что наши взяли Берлин. Кричали "Ура!", радовались, а мне всё хотелось вернуться к своим. Наконец проехали Пензу, Ульяновск. Тут нас разгрузили и строем повели в город.

Денисов М.П.