Пусть живые запомнят,
и пусть по­коления знают
эту взятую с боем су­ровую правду солдат.

С. Гудзенко

Я никогда не видела войны, не слышала разрывов снарядов, надо мной не кру­жили вражеские самолёты, не сбрасывали смертоносный груз, я не умирала от ран, не выносила окровавленные тела солдат с поля боя.

А вот отец мой, рядовой Советской Армии Балдин Алексей Иванович, всё это испытал на себе.

Помню, ещё малышкой я обнаружила, что у папы на пра­вой руке пальцев меньше, чем на левой. Спросила: «А где твой самый большой первый пальчик?» Ответил: «Война откусила, хорошо, что не всю руку». С тех пор в моём детс­ком воображении война пред­стала в образе злой, жадной, жестокой тётки, которая от­рывает у людей пальцы, руки, ноги, головы. А когда стала взрослее, то увидела папин правый бок, который от под­мышки до бедра был какой-то багрово-красный, весь в не­ровно сросшихся рубцах. Отец часто говорил, что это память о Сталинграде.

21 августа 1942 года ему исполнилось 18 лет, а 7 сен­тября того же 1942-го он был уже в окопах Сталинграда. В одном из боёв получил тяжё­лое сквозное пулевое ранение правого предплечья и осколоч­ное — грудной клетки. Папа рассказывал, что он, молодой, ещё не обстрелянный солдат, кричать. На крик подползла со­всем юная сестричка, быстро его ощупала. «Чего кричишь? Руки, ноги целы, голова на ме­сте». А когда с большими уси­лиями перевернула его на дру­гой бок, то, увидев огромную лужу крови, сама чуть не поте­ряла сознание. Потом был эва­когоспиталь № 1826 в Камы­шине. Пули, осколки извлекли, заштопали, залатали, даже до­мой долечиваться отпустили. Паулюса без него пленили. Всю жизнь жалел, что не уча­ствовал в таком знаменатель­ном событии.

Но впереди было ещё много километров с тяжёлы­ми боями. Ведь Сталинград - это только начало его воен­ной биографии. А дальше - знаменитая Курская дуга с ко­лоссальными потерями в жи­вой силе и технике. Вот туда (после кратковременных кур­сов) как раз и подоспел мой отец в качестве водителя 21-го Гвардейского автополка Первого Украинского фронта. О Курском сражении много написано, много сказано. Папа, сколько жил на свете, столько и вспоминал, как го­нялись немецкие самолёты за полуторками, которые достав­ляли снаряды к батареям, как они горели в машине: двери заклинило — не могли вылез­ти. Кое-как пробили крышу и выпрыгнули в канаву. Рассказывал, как в непогоду и сля­коть приходилось выталкивать застрявшие по самый кузов грузовики.

А 10 июля 1943 года - ра­нение в правую руку возле села Верхний Любаж Курской облас­ти. Кисть была раздроблена, но ампутировали только первый палец, осталь­ную часть кисти удалось сохра­нить. Всю после­военную жизнь мы, члены се­мьи, видели, как его четырёхпа­лая правая рука пыталась каче­ственно осваи­вать свои функ­ции. Он научил­ся хорошо пи­сать, даже успе­вал конспекти­ровать лекции, когда учился в техникуме. От­лично выполнял все плотницкие работы, держа инструмент между указательным и сред­ним пальцами, там постоян­но были кровавые мозоли. Не­дурно играл на гармони.

За участие в боях на Кур­ской дуге был награждён ме­далью «За отвагу». После гос­питаля опять прибыл в свой родной 21-й Гвардейский ав­тополк, который в составе 79-й танковой бригады успешно гнал захватчиков всё дальше на запад. Почти два года тяжёлых кровопролитных боёв! И вот, наконец, Германия. Во всём чувствовалось при­ближение Победы, каждому хотелось расписаться на сте­нах рейхстага. Но папе опять не повезло. Буквально за шесть дней до капитуляции фашистской Германии 3 мая 1945 года он был тяжело ра­нен - закрытый перелом костей левой голени. И снова эвакогоспиталь, теперь уже в немецком городе Заган. Утро Победы встречал на боль­ничной койке. К ошелом­ляющей, ни с чем не сравнимой радости, вспоминал отец, приме­шивалась го речь от со­знания того, что очень многие его фронтовые друзья не дожили до это­го светлого дня.

Затем полгода, с мая по октябрь сорок пятого, долечивался в госпитале польского города Катовицы. Рана долго не зажи­вала, несколько раз опе­рировали. Мышцы и кос­ти левой голени срослись неправильно, нога оказа­лась укороченной на три сантиметра. А потом — демобилизация, запись в военном билете:

«Годен к нестроевой службе», ме­даль «За победу над Гер­манией», орден Отече­ственной войны.

Много тяжёлых дум и забот принёс папа с вой­ны. Сколько товарищей его навсегда остались на полях неравных сраже­ний, сколько горя видел он, пока громил врага! Погиб млад­ший брат Николай, в боях за Венгрию сложил голову отец, мой дед Иван Фёдорович Балдин. Как память о войне, о трёх годах смертельной опас­ности и риска, принёс папа се­ребринки в волосах - это в двадцать один год!

А послевоенная «нестроевая» служба заключалась в восстановлении всего раз­рушенного и загубленного войной. Годы напряжённой работы без выходных и от­пусков были отмечены орде­ном Трудового Красного Знамени. Трудно было с ис­калеченной правой рукой, тяжело передвигаться, ког­да одна нога короче другой, впоследствии из-за хромо­ты деформировался позво­ночник - пришлось перене­сти сложную операцию. По ночам ныла грудь и болели изуродованные рёбра. Но папа всегда оставался оп­тимистом, любил жизнь и людей, которые его окружа­ли, был предан работе, не­примирим к лени и безответ­ственности. Эти качества он воспитал и во мне. А ещё много читал, хорошо пел, особенно песни военных лет, которые любил до са­мозабвения.

9 Мая я, как всегда, при­несу папе букет тюльпанов и сирени, замру у его могилы в скорбном молчании. И,как всегда, лепестки алых тюль­панов, которыми будет иг­рать лёгкий весенний вете­рок, напомнят мне Вечный огонь. Такой уж этот празд­ник - весенний, шумный, счастливый... и горький.

Я всё помню, отец. Я горжусь тобой!

Автор: Т. Балдина, заместитель директора по учебно-воспитательной работе школы №11, г. Палласовка.