В прабабушкиных архивах отыскалась тетрадь, о которой она уже совсем забыла. И вот эти дневниковые записи я и решила пересказать, ничего не убавляя и прибавляя. В них слышится явственно грозный и жестокий гром далеких и уже неповторимых тех дней и лет…

22 июня 1941 год.

Первые слова о войне 22 июня 1941 года ничего сразу не сказали. Мне, семилетней девочке, они влетели в уши, едва мать с отцом замерли у радиоприемника, слушая речь Молотова. Осознав, что «началась война», я не нашла ничего лучшего, как выбежать во двор, надеясь первой ошарашить этой новостью сверстников. Но все мои друзья уже бурно обсуждали эту новость. У нас, детей, еще не было того понимания страха, какой был у взрослых. Помню, как соседка сильно голосила и причитала, а мы удивленно смотрели на нее… 1 сентября 1941 года. Проводы мужчин прошли быстро: шеренга родственников во всю ширь улицы, песня хором про Катюшу, гордая мысль о том, что и мой отец доброволец! Это уже потом пришло осознание войны. Когда много раз слышала ругань санитаров. вытаскивающих из вагона носилки с убитыми, вдовий вой, возносившийся в небо…

Помню, как шили кисеты для солдат целым классом. И я с нежностью и любовью вышивала на нем: «От А. П.» 4 декабря 1941 года. А потом и голод пришел в наш дом. Завариха была удивительной едой. Ее готовила мама. В горячую воду кидают муку, добавляют чуть соли, варят недолго. Потом надо брать ложку и проверять. Если ложка в заварихе стоит торчком – еще ничего, жить можно. До вечера желудок будет молчать. А если ложка падает, то дело плохое, мука, значит на исходе. Мама тихо подходит тогда к гардеробу. Сердито сдвигает плечики, и с каждым разом все громче. Потому что все больше в шкафу пустых крючков. Только отцовский костюм неприкасаемый. Мама даже никогда не смеет и думать о том, чтобы его отнести на рынок. Она двигает свои платья, и каждый раз, как жиже становилась завариха, также исчезали и наряды мамы.

23 августа 1942 года.

Первая бомбежка в Сталинграде. Она застала меня вместе с мамой на набережной. Ошеломляющий удар поразил землю, такого грохота я не слышала никогда, известковая пыль облаком скрыла всех людей. Только было слышно, как на разные голоса запричитали люди. Двое военных, которые до этого стояли рядом, легли на клумбу и в один голос закричали нам: -Ложись, убьет!!! Матери хватали своих детей из колясок и бежали, бежали: кто к реке, кто от реки… Мы тоже помчались скорее оттуда, от ужаса не могли даже кричать. Хотелось скорее спрятаться от всего этого кошмара. Кругом давка, духота. Многие стали прятаться в траншеи, которые выкопали накануне рядом с частным сектором.. Это были такие длинные тоннели, уходящие глубоко под землю. И многие погибли именно там: в узких этих лабиринтах деваться некуда было, никакой вентиляции, и люди задыхались, кричали от бессилия, но…

24 августа 1942 года.

Первое утро после бомбежки также полно страха. Кругом битое стекло, обгорелые дома с пустыми окнами-глазницами, полыхающие пожары. А под ногами течет кровь почти ручьем, так как везде лежали мертвые тела, раненые стонали и плакали. Эту картину невозможно передать словами, это такой ужас, который, как мне раньше казалось. просто не может быть.

5 ноября 1942 года.

А потом уже грохот войны стал привычным, он уже не пугал нас так сильно. И к дыханию смерти привыкли уже не только взрослые, но и дети… Ноябрь сорок второго года выдался очень холодным. Сталинград переживает тяжелые дни осады. Вражеские батареи обстреливают всю округу, рвут минами окраинный рабочий поселок. Многие жители покинули свои дома, ушли за Волгу. Но мы с мамой не могли покинуть дом. Сегодня в наш дом одна женщина принесла грудного ребенка, положила на стол и почти прокричала: -Не могу его взять с собой. У меня пятеро еще детей, надо срочно переправляться через Волгу. Пропадем мы здесь. А маленького взять не могу, хворый он, пропащий! Моя мама не выдержала, решительно сказала: -Я возьму к себе ребенка. И вот нас уже трое…

4 декабря 1942 года.

И выходили мы этого малыша, и не такой уж слабенький он оказался, ел вовсю и спал по-молодецки. Я помогаю маме во всем: дрова добываю , берем бесхозяйственные доски, а где и кусок бревна из разбитого дома. Самое трудное – это добыть для малыша молоко. Каждый день посылает мама меня за пять километров, где я расспрашиваю, в каких домах уцелела корова или коза. И надо понимать, какой радостью бывает , если я добываю стакан молока нашему малышу. Я тогда не иду. А бегу домой, а при каждом неудобном шаге сердце вздрагивает от испуга: «Не пролила ла. Не расплескала ли ?». Молоко кажется чудом – практически весь скот был отправлен за Волгу. А как мы с мамой радуемся, когда наш Степашка, так мы назвали нашего малыша, первый раз засмеялся. -Мама, мама. Он смеется! – радостно кричу я, склонившись над ним. И мы приплясываем и плачем от счастья. Что все плохое позади. Все мы живы и здоровы.

20 января 1943 года.

Моя мама устроилась делопроизводителем на военно-санитарный поезд и уговорила начальника разрешить ей взять с собой двоих детей. Два месяца мы под бомбежками мотались от линии фронта в тыл и обратно, а в начале августа наш санпоезд оказался фактически в окружении. Когда подъезжали к Сталинграду, в дверях купе появился начальник: «Мария Петровна, вам придется сойти. Видите, какая обстановка. Если узнают, что в поезде дети, меня отдадут под трибунал. Вот мешок, в нем продукты. Попытайтесь сами как-нибудь выбраться ». Едва мы дотащились до привокзальной площадки, как началась бомбёжка. Мама толкнула нас со Степаном на землю, прикрыла собой. Краем глаза я видела яму, в которую набилось множество людей: стариков, женщин с детьми. Одна из бомб попала прямо туда. Страшная картина стоит перед глазами: из разорванных тел фонтаном бьет кровь, куски человеческой плоти разлетаются на десятки метров и падают в пыль, некоторые – совсем рядом … Но мы уже даже и не можем плакат…

4 февраля 1943 года.

Мы прячемся в полуразрушенном здании, есть нечего, страшно выходить из подвального помещения…. За день враг делает тысячи налетов на Сталинград, стараясь начисто стереть его с лица земли. Город превратился в сущий ад: горят дома, рушатся стены, кругом дым, гарь. Стоны, крики, неразбериха… В глазах людей – растерянность и безысходность, отчаянье и страх… Не знаю, что стало бы с нами, если бы не мамин характер, в котором кроме всепоглощающего оптимизма присутствовала изрядная доля авантюризма. «Знаете что? Мы пойдем в Сальск!- заявила она, едва бомбёжки на короткое время затихли. – Там большая станция – попробуем сесть на поезд ».

7 февраля 1942 года.

Преодолеть пешком почти четыреста километров по бездорожью, под бомбёжками, с детьми и тяжелым багажом – решиться на такое могла только моя мама. На вокзале Сальска творилось невообразимое. Очень много людей. Все куда-то едут… Однако в поезда допускали только тех, у кого был получен у начальника станции «литер» . А у мама начался приступ малярии: температура под сорок , вся горит , бредит. Решительностью я никогда не отличалась, но тут взяла документы и пошла к начальнику станции. И каким-то чудом нам выдали проездные на поезд. Поезд довёз нас до Астрахани. По дороге у кого-то из пассажиров удалось выменять на продукты хинин, от которого маме полегчало. На астраханском вокзале она предложила: «Пойдем на запасные пути. Может, там какой-нибудь санитарный стоит? Попросимся, чтоб нас до Москвы подкинул». Обливаясь потом, тащимся через рельсы, и вдруг оклик: «Маруся!» К маме со всех ног кидается мужчина в форме. Они обнимаются, жмут руки, целуются. Это оказался мамин давнишний друг. Из Астрахани до Москвы мы, благодаря маминому другу, доехали с комфортом - в отдельном купе, с горячей трехразовой кормёжкой. Удалось даже помыться, потому что часть «командирского» вагона была переоборудована в баню. Несколько дней пожили в столице, а затем отправились на товарном поезде к родственникам в город Камышин…

На этом записи в тетради обрываются.

Прошло немало лет. Моя прабабушка до сих пор часто во сне произносит такие слова: «Нам надо выжить! Обязательно надо выжить1» Тяжелые страницы прошлого не дает покоя. Голод, холод, оглушительный грохот рвущихся снарядов, по-моему, навсегда остался у тех, кто ребенком пережил Сталинградскую битву. От их детских воспоминаний наворачиваются слезы. Но, к сожалению, детство не выбирают. Не выбирают судьбу, родину, семью.. Они даются однажды и навеки...