Я вышел в город по делам службы. В медсанотделе оказалось, что необходимое оборудование ещё не собрано. На этих днях при пожаре Гостиного двора погибло часть медимущества санотдела. Мне предложили малый операционный набор и врачебный набор. Я отказался и настаивал на большом операционном наборе, как единственно удовлетворяющем хирургические потребности группы. Начальник отделения обещал сделать всё возможное. Был в отделе кадров, договорился о вызове в нашу часть второго врача группы. Тогда можно сказать группа будет собрана полностью.

На обратном пути, на Среднем проспекте я остановился. На тротуаре на карачках стоял мужчина и стонал. Я подошёл к нему, на вопросы он не отвечал. Я пытался, поддерживая его за руку, помочь ему встать, но безрезультатно. Тогда я взял его обеими руками и поднял. Он с трудом стоял на ногах. Это был мужчина, по-видимому, лет 45 с резким истощением. Лицо его было землистого оттенка, глаза смотрели бессмысленно. Нос был белый. Пальцы рук скрючены. Внешний вид и одежда напоминали рабочего. Я нагнулся поднять валявшиеся на земле перчатки. Оставшись без поддержки, он быстро осел на корточки.… Остановились две проходившие женщины. Одна сказала: « - У него отмёрз нос». Эти слова дошли до его сознания, потому что он начал скрюченными руками скрести снег, желая растереть замороженные части. Но пальцы его не слушались, и он оставил эту попытку. Одна из женщин сказала, что здесь рядом на 14 линии есть больница им. Крупской, надо бы его туда отвезти. Я энергично взялся за дело. Я остановил несколько пустых подвод, а они редки на улице, но извозчики отказались подвести по тем или иным причинам – у одного лошадь еле передвигается, сама того гляди упадёт, другие не могут, так как едут по определённому заданию. Милиционера на посту не было. Я остановил несколько граждан с пустыми санками, но все они либо были очень заняты, либо спешили по неотложному делу, либо устали, мне отказали в предоставлении санок на два-три квартала. Потерявши надежду, я ещё раз подошёл к замерзавшему человеку. Около него стояла, наклонившись, женщина и шарила по его карманам. «Что вы делаете?» - спросил я её. Она испуганно взглянула и растеряно сказала: «Я… выясняю, кто он, где живёт?...» Я взял руку больного – пульса не было, глаза были закрыты. Нос ещё больше побелел. Человек агонизировал.

Тогда я сделал последнюю попытку. Я поднял его на руки и понёс. Но через несколько домов я почувствовал, что ноша мне не по силам, что силы оставляют меня. Я занёс его в помещение магазина. Там было темно и холодно, но не так как на улице, не было ветра. Воспользовавшись суматохой, я ушёл восвояси.

Я медленно возвращался домой. Шёл обстрел города. Со свистом пролетали снаряды и разрывались где-то не вдалеке. Я шёл спокойно, сердце моё молчало, я не переживал описанного эпизода.

Несколько дней назад я пошёл вечером навестить свою родственницу. За Тучковым мостом поперёк тротуара лежала женщина. Я нагнулся, взял руку, пульса не было. Это был холодный труп. Прохожие проходили мимо, перешагивая через тело. Я отодвинул труп в сторону и пошёл своим путём. Вообще смертность в городе очень велика. Конечно, я не знаю статистики летальности, но смертность очень велика. На улице в дневные часы то и дело провозят на санках трупы, редко в гробах, чаще завёрнутые в простыни.

В больницах, в поликлиниках скопилось большое число трупов. Транспорта нет. Трупы сложены штабелями в сараях и ждут лучшего времени.

На прошлой неделе в порядке шефства я пошёл в поликлинику Балтийского завода. Помещение поликлиники тёмное, холодное, грязное. Около единственного работающего врачебного кабинета столпились больные, все раздражённые, злые.

Меня провели в маленькую, отапливаемую и освещаемую канцелярию. Сестра мне рассказала. За два дня с территории завода доставлено в поликлинику 26 трупов людей, умерших от истощения. Только что их сдали, но вот при нас принесли ещё ряд документов на новые трупы.

БЛОКАДНЫЙ ДНЕВНИК ЯКОВА НАТАНОВИЧА ПОЛОНСКОГО